Щетков Василий Карпович и Щеткова Мария Ивановна, по воспоминаниям их дочери Альбины Васильевны Щемелининой.

Я родилась 21 февраля 1943 года в семье поселенцев в поселке Луговской, Самаровского района, Омской области.

Отец, Щетков Василий Карпович, родился в 1913 году в деревне Лопушино, Голышмановского района в крестьянской семье. Детей было четверо, мать умерла, и ее заменил отец Карп Леонтьевич.

Жили в достатке, хозяйство имели крепкое, держали скотину. Работали, не покладая рук, ухаживая за лошадьми, коровами и свиньями. Во время коллективизации в 1929 году попали в число раскулаченных и были высланы на север.

Отцу Василию исполнилось 16 лет. Его определили на лесозаготовки. Жили в бараках. Условия труда адские. Даже в сильные морозы их не освобождали от работы, поэтому отморозил щеки, и они всю жизнь имели синеватый оттенок, напоминая о том нелегком времени.

В школе не учился, но когда организовался в Луговском колхоз, его направили учиться в Ханты-Мансийск (Остяко-Вогульск) на животновода.

Вернулся в колхоз, работал животноводом, следил за колхозной скотиной. Во время сильного наводнения в начале войны спас скот, угнав его в увалы с затопленного луга. Если бы скот утонул, скорее всего, отца бы расстреляли за вредительство, а так остался жив.

На фронт его не взяли, причина не известна, то ли потому что ссыльный, то ли «бронь» имел как животновод. Женился на маме.

Познакомились они благодаря Карпу Леонтьевичу, который присмотрел для своего сына молодку Марию, красивую и работящую. Он просто перевез вещи ее и ее сына Анатолия в свой дом. Так и стали жить вместе.

Мама тоже была из раскулаченных. Чемакина (Сафронова в девичестве) Мария Ивановна родилась 31 января 1908 году в селе Устьламенка Голышмановского района, в большой семье (20 детей). Революция и гражданская война разбросала братьев по разные стороны баррикад.

Один воевал за красных, другой – за белых, так и сгинул, уйдя с отрядами Колчака. Замуж вышла после революции за Чемакина Ивана Ивановича. Свадьбу справляли с красными флагами, под песни нового времени.

Новая семья мужа была из зажиточных крестьян. Хозяйство имела огромное. Отец мужа своими руками смастерил молотилку и ходил с ней по деревням, зарабатывая деньги.

Родился сын Анатолий, за ним второй. Ждали третьего ребенка, когда семью постигло горе – узнали, что попали в число раскулаченных. Муж Иван бежал на Дальний Восток. Она, беременная, с двумя детьми, осталась в новой семье одна без мужа, и была сослана вместе с новой родней на север.

Времени на сборы почти не было. Гнали их через Тобольск на санях по последнему снегу. Холод пронизывал насквозь, один ребенок на руках, другой – в ногах. Маленького спасти не удалось, он замерз в дороге. Остановились в Увате ждать ледохода. Уватские относились к ним с недоверием.

Голод заставлял просить милостыню, испытывая унижения: из-за своей красоты получала неприличные предложения от местных мужчин.

Когда река вскрылась, всех загнали в трюм на пароходе и повезли вниз по Иртышу. В дороге никто не кормил, только давали воду, которую черпали за бортом. Мертвых хоронили по берегам, закапывая в общую могилу.

В Белогорье, куда пристал пароход, жители, среди которых были спецпоселенцы, относились лучше. Голодали. Хлеба не было вовсе.

Питались в основном соленой рыбой, которую вымачивали в лужах и ели. Из Белогорья их отправили на другой берег Оби – пустынный, заливаемый водой каждой весной.

Строили землянки, вылавливая из реки бревна-плавуны. Потом возводили бараки, в которых жили несколько семей. Было холодно, стены не штукатурены, маленькие оконца под потолком.

Так возник новый поселок Луговской. Рожденный ребенок умер от голода. Осталась одна с сыном Анатолием. Нормы хлеба не хватало даже ребенку. По ночам, после трудового дня на лесоповале, шила, вышивала, стараясь подработать на лишний кусок.

Отправили на строительство Остяко-Вогульска (Ханты-Мансийска). Сначала работала банщицей. Баня стояла на берегу реки, надо было только воды натаскать и чистоту поддерживать.

Комендант посчитал, что работа для бывшей «кулачки» не очень тяжелая и перевел ее работать помощником стекольщика (делала замазку, стеклили новые здания). Оба стекольщика, с которыми работала, были арестованы.

Сама отмечалась у коменданта каждый день. Однажды ей предложили стать осведомителем для комендатуры. Это значило доносить на людей, с которыми она вместе жила и работала. Спасло ее только то, что у нее был малолетний сын.

Работала на строительстве, ночью рукодельничала. Обшивала жену коменданта, за что получала остатки еды из столовой, которыми могла подкормить сына.

Когда в Ханты-Мансийске (Остяко-Вогульске) создали колхоз, правление получило название «Перековка», где перековывали «кулаков» в новых советских людей.

Маму перевели работать овощеводом в Луговской. Собирали большой урожай капусты, моркови, картофеля, который возили через Обь на весельных лодках. Здесь познакомилась с отцом.

В 1943 г. родилась я – Альбина. Первые дети умерли. Я выжила благодаря тому, что отец брал меня с собой на скотный двор и укладывал на теплый навоз, спасая от холода.

В 1945 году отца перевели в Цынгалы ветфельдшером. Домашний скарб перевозили на санях с кибиткой, чтобы не замерзнуть. Сзади вели корову Субботку. На новом месте отцу дали квартиру.

У дома, где жили, был вырыт ров от наводнений, сараи ставили на высоких деревянных «ногах», чтобы не попадала вода. Мама заведовала в Цынгалах швейной мастерской, а после рождения дочерей Надежды и Татьяны шила на дому.

После войны в семье случилось горе, старший сын мамы Чемакин Анатолий, ему было 18 лет, застрелился. Он был очень одаренным человеком – писал стихи, прозу, играл на многих инструментах, особенно любил гармонь.

Но из-за того, что нельзя было продолжать образование, выехать за пределы округа, он не выдержал и ушел из жизни.

Помню, как умер Сталин. Мне было 10 лет. Сообщение узнали по радио (такая черная тарелка). Школа как будто окаменела, стояла гробовая тишина, а потом начался плач.

Нас отпустили домой. В деревне люди не скрывали слез. Несмотря на то, что многие пострадали от власти, злости, ненависти к правительству никто не испытывал. Считали, что такое было время, так надо было.

Когда окончила 10 классов, весь наш класс решил остаться по комсомольской путевке в родном колхозе «Путь к коммунизму», где мы отработали год. Ухаживала на звероферме за американскими норками, лисами, песцами.

Я тоже испытала на себе статус спецпереселенца. Училась я хорошо и мечтала стать врачом. Выездная приемная комиссия работала в Ханты-Мансийске. Экзамены я сдала успешно и была зачислена в Омский медицинский институт.

Но ссыльным не разрешалось выезжать за пределы области и пришлось поступить в Тюменский педагогический институт на естественный факультет. Так я стала учителем, о чем нисколько не жалею.

Училась в институте без троек, получала стипендию 28 рублей. Булка черного хлеба стоила 14 копеек, 22 копейки – бутылка молока, комплексный обед в студенческой столовой стоил 30 копеек, хлеб и горчицу давали бесплатно.

Хватало, чтобы прожить, так как родители не могли помогать мне деньгами.

Из дома в основном везла соленье, варенье, макароны, сало. Жили в общежитии на Казанской улице, пять человек в комнате с печным отоплением. Варили картошку, супы с килькой в томате.

Сама шила себе наряды из обрезков ткани, которые дешево продавали в магазине. Учиться было не трудно. Нас готовили к работе на селе – учителями широкого профиля.

Я могла преподавать химию, биологию, математику, физику, географию и даже немецкий язык. Очень любила историю, философию, политэкономию, литературу.

Активно участвовала в общественной работе, заведовала учебной частью в профкоме. В 1967 году окончила институт и получила направление в Ханты-Мансийск. Там меня распределили в Горноправдинск, где я и живу до сих пор. Проработала в школе 36 лет.